Библиотека

Раньше я жила в другой Москве

 — А это что?! – Гаркнул он.

 — Самуил Валерьянович, — представился Самуил Валерьянович, вытянувшись по струнке перед главным чертом. 

   Черти засуетились. Неслыханное дело: в ад спустилась марионетка!

 — Который Самуил Валерьянович? – поинтересовался главный черт. — Тот, который из параллельного мира? 

 — Он самый! — Спохватившись, сто копыт разом ткнули в сторону Самуила Валерьяновича.

   Главный черт зарычал. Гневаясь, он испустил обильную пену, которая струей вырвавшись из пасти, озером разлилась по глиняному полу. Со страху черти мгновенно рассыпались в разные стороны. И получилось так, что остался Самуил Валерьянович один на один с главной нечестью бесславного места.

  Следуя врачебной привычке и многолетней практике, внимательно изучив гнев главного черта и верно подметив направление его агрессии, «паранойя» — через какое-то время пришел к выводу Самуил Валерьянович.

 — Ошибаешься, — прочитав мысли Самуила Валерьяновича, на ходу поправил его главный черт. – Просто работа у меня такая. Нервная. Дома я другой. Тихий. А ты, давай, рассказывай: кто тебя пропустил? – Главный черт рентгеном — зрачками засверлил незваного гостя. 

  Самуил Валерьянович молчал. Он бы и рад ответить, но память заблокировалась. Если бы он даже и захотел, то ни за что бы не вспомнил, как в ад спустился, и всё, о чём он мог думать, находясь перед чертом, читалось на его лице: «Так не бывает, чтобы черт был плешивым…»

 — Черти-плебеи все мозги мне проели. Это издержки адского труда. Ты думаешь, я корону ношу для важности? – Ища понимания у Самуила Валерьяновича, спросил главный черт… Найдя в его душе акт сочувствия, продолжил: — Нельзя мне показывать слабые места. Сожрут и не подавятся.

 — Всё, как у нас, — отозвался Самуил Валерьянович. И… проснулся.

 

                                                                 ***

  Странный сон Самуил Валерьянович вспомнил не сразу. Как и положено сну, при пробуждении он ловко нырнул и надежно спрятался в подсознании. Только днём, в кабинете клиники, когда больная снова заговорила об искусственном мире, Самуил Валерьянович напрягся в воспоминаниях, и в сферу сознания туманными образами пролезли…

 — Ещё раз повторяю, Самуил Валерьянович. Они отслеживают ослабевших людей. Тех, которых подточило несчастье. Или других, которые сами причинили горе. Разные группы людей одинаково теряют энергию, а обмякшие тела легко забросить в тоннель!

 — Кому нужно забрасывать тела в тоннель, Альбина Сергеевна?

  И тут… четкими, а не размытыми формами в объективный мир пробрались сто чертей. Самуил Валерьянович вспомнил сон! И плешь на макушке главного черта. Яркую, красную, круглую. Припрятанную под золотой короной…

 — Хм, — хмыкнула Альбина Сергеевна. – Если бы я научилась ориентироваться в этом искусственном мире, то с радостью ответила бы на поставленный вопрос. Но моя жизнь — словно во сне. Временами Вы пропадаете, Самуил Валерьянович. Не полностью, конечно. Вот сейчас я хорошо вас вижу, но чаще — мутно. Видеть рассеянный мир — страшные муки, Самуил Валерьянович.

   «Просоночное сознание. Причина — эпилепсия. Ей ставили верный диагноз.» Над историей больной Самуил Валерьянович трудился долго, пока за окном не сгустились сумерки, а в дверь кабинета не постучалась дежурная медицинская сестра Даша.

 — Самуил Валерьянович, — заикаясь, позвал голос. – ЧП! Альбина Сергеевна покончила с собой…

 — Что-о-о?!

  Самуил Валерьянович влетел в палату. Синее лицо. Покойное тело.

 — Бог мой, как это случилось, Даша?

  В палате осталась только она. Даша. Всех остальных, нянечек и больных вывели.       Самуил Валерьянович широкими шагами мерил длинную комнату. У койки с трупом стояла безвольная Даша. Она тихо скулила.

 — Даша, как это случилось? С чего ты взяла, что она покончила с собой?!

  Самуил Валерьянович нервничал. Такого не должно было произойти! В клинике всё предусмотрено. Продумано! Решётки на окнах плотные. Веревки, пояса, шнурки – непозволительная роскошь. Лезвия, ножи – предметы из другого мира.

  Но на несвежей постели мирно покоился свежий труп Альбины Сергеевны. Умиротворенно лицо бросало вызов.

   «Синее лицо. Синее некуда. Глаза закрыты. Где орудие преступления?» — Самуил Валерьянович согнулся, пошарил под кроватью покойницы рукой. Перевернул все постели других больных. Подошел к Даше. Зарычал: 

 — Даша! Твою мать, очнись!

  В ответ девушка разрыдалась в голос. Пришлось ударить ее по лицу. Второй раз в жизни Самуил Валерьянович ударил женщину по лицу.

   «Только слабый мужчина бьет женщину! Слабый! Безвольный импотент!» Жена в гневе была прекрасна! Дрожащей рукой, прикрывая пылающую щёку, она возбуждала ещё более.

  Даша обмякла. Её ноги подкосились. Девушка рухнула на Альбину Сергеевну.

    «Конечно же! Кто-то убойным весом придавил пациентку! Необходимо расследование!» 

  Сбыв мягкотелую Дашу первой попавшейся санитарке, Самуил Валерьянович спешно отдал распоряжения: «Труп Альбины Сергеевны — в холодильник. Дашу — на воздух. Остальных по очереди в — мой кабинет». Размашистым шагом Самуил Валерьянович направился к себе. Он решил докопаться до истины, пока не взойдет солнце, но ровно на пятом сотруднике «сломался». При «допросе» санитарки и нянечки давали одни и те же показания: «Пришла. Легла. Мирно засопела. К её кровати никто не подходил».

   «Кому же понадобилась смерть Альбины Сергеевны?»

 

                                                                 ***

 — Смерть Альбины Сергеевны? Ты хочешь знать, кому она понадобилась? – Главный черт расхохотался. Он смеялся так громко и неистово, что ад колыхнулся. С большим трудом, взяв себя в жесткие лапы, пояснил: – Она была единственная, которая помнила.

 — Как вы это сделали? – Самуил Валерьянович находился в замешательстве.

 — В детстве у тебя были игрушки? – резко перейдя на другую тему (как показалось Самуилу Валерьяновичу), неожиданно спросил главный черт. 

 — Да. Конечно.

  На секунду-другую Самуил Валерьянович вспомнил детство. Полуголодное. Послевоенное. Но игрушки были. Плюшевый мишка и паровозик. Мишка был куплен ещё до войны, а маленький красный паровозик… Его подарил немец. Молодой парнишка, что у них квартировал. Когда они вместе играли, строя из пустых спичечных коробов железную дорогу, юный фриц…

 — Не отвлекайся! Ты сюда спустился не за воспоминаниями! – Гаркнул на Самуила Валерьяновича главный черт.

  Самуил Валерьянович мигом спохватился:

 — Да. Были игрушки. Мишка и паровозик.

 — И кто кем управлял? – полюбопытствовал собеседник с рогами.

 — Не понял, — искренне удивился Самуил Валерьянович.

  Самуил Валерьянович обычно понимал всех. Но он никогда не найдет объяснения, отчего его жена преступно коварно с ним обошлась! Ведь он любил ее… до мурашек.

 — Забудь о мурашках, вернемся к игрушкам! – решительно произнес главный черт и встряхнул Самуила Валерьяновича, словно чем-то набитый мешок. В разные стороны разлетелась пыль. Покружившись в воздухе, она улеглась на элементы декора ада.

 – Ну, и рухлядь, — задумчиво потянул главный черт. Ухмыляясь, он разглядывал Самуила Валерьяновича. Прицениваясь к нему, как к потенциальному клиенту, черт предвкушал агонию.

 — Ладно, — черт сглотнул слюну, — Ближе к теме: кто кем управлял?

 — Конечно, я игрушками.

 — То-то же! Теперь, человек, слушай меня внимательно: люди, попадающие в несуществующую реальность, и пальцем не могут пошевелить без нашего на то позволения.

  Самуил Валерьянович возмутился! Самуил Валерьянович яростно заспорил:

— Это не так! Если бы это было так, мы бы знали! Чувствовали! Вот, я имею желание – и с легкостью поднимаю руку! (Самуил Валерьянович быстро поднял руку). Хочу – задираю ногу! (Кряхтя, приподнял ногу). 

 — Ну-ну…

  Главный черт вновь неистово расхохотался, а Самуил Валерьянович замер на месте с приподнятой рукой и задранной ногой.

 – В таком положении ты будешь находиться ровно столько, как долго я пожелаю, понятно?

  Но вскоре главному черту надоела простая игра, и он вернул волю Самуилу Валерьяновичу.

 — Значит, мы ничего не можем сами? 

   От страшной обиды и жуткой несправедливости, распластавшись на глиняном полу, Самуил Валерьянович горько заплакал. Над ним завис главный черт.

 — Самостоятельно вы можете валяться в депрессиях, стенать, рыдать, хулить Господа. Чем больше вы делаете глупостей, тем крепче ад. Отрицательная энергия легко проходит через несколько слоев земли и питает нас, даря вечность.

 — Как же вы убили Альбину Сергеевну? – Поднявшись с пола, Самуил Валерьянович заглянул черту в глаза.

 

                                                                          ***

 — Я не убивала, Самуил Валерьянович. Не убивала! Честное слово. Зачем мне было убивать? – Даша пятилась назад. Самуил Валерьянович наступал.

  Рассвет. В кабинет через решетки на окнах просочились первые лучи солнца. Нежно скользнув по оголившимся девичьим плечам, они задержались на всклокоченной бородке. 

 — Да? Ты так думаешь, Даша? Это ты так думаешь, что не убивала! А другие, я, например, предполагают иначе.

 — Но ведь это неправда! Вы же знаете, что неправда.

 — Милая деточка, тогда расскажи мне, что же ты натворила в этой жизни? Здесь случайных людей нет.

 — Ничего я не натворила!

  Даша закрыла лицо руками.

— Мне… нечего было есть… И подружка устроила меня на работу… В бордель…Мы стали работать в паре, Самуил Валерьянович.

Самуил Валерьянович кивнул головой. 

 — Искали новые образы, угождая клиентам… Понимаете, Самуил Валерьянович? 

Самуил Валерьянович пригладил куцую бородку.

 — Милый Вы. Я за Вами наблюдаю. Хороший Вы. Добрый.

  Даша заботливо погладила Самуила Валерьяновича по руке. Он не спал ночь. Эта чертова Альбина! Угораздило ей помереть на его дежурстве!

  Самуил Валерьянович отдернул руку, но не по причине брезгливости, а отдавшись бдительности: никаких служебных романов.

 — Так вот, той ночью нас «заказал» очень старый дедушка. Ему бы о душе позаботиться, а он… двух девочек, но… привычка – вторая натура. Приехали. Отпустили водителя. Дедушка наелся виагры… Мы из квартиры — на цыпочках…

 — Вы его бросили, а ведь могли вызвать «скорую»! — Самуил Валерьянович глядел на Дашу с нескрываемым укором и… состраданием.

 — Какая «скорая», Самуил Валерьянович? У меня… мама! Разве я могла покрыть её седую голову позором?!

  Даша возмутилась. Самуил Валерьянович поскреб куцую бородку.

 — Никого я не убивала, Самуил Валерьянович! Ни Вашу Альбину! Ни того… Вы такой одинокий, Самуил Валерьянович. 

  Они поцеловались. Долгим, мучительным поцелуем.

 

                                                             ***

 — Ты мне изменил?

  Жанна, не мигая, уставилась на Самуила Валерьяновича. Её взгляд застыл, словно взор пластмассовой куклы. Зрачки, потемнев, окаменели.

  Заикаясь, Самуил Валерьянович попятился. Он пребывал в замешательстве: откуда она узнала?!

 — Я все о тебе знаю! Чем ты живешь! Как дышишь! Я только не могу понять, где труп твоей жены?!

 — Жаннусик, ну, не надо об этом. Прошу тебя…

  Самуил Валерьянович горько расплакался. Жанна оголила мясистую грудь. Самуил Валерьянович, с жадностью припав к ней, замер.

 

***

  …Черт сидел на троне. Самуил Валерьянович лобзал его копыта. Черт, хихикая, издевался:

 — Ох, как она тебя развела! Ох, уж эта Настя!

  Главный черт клокочущим смехом захлебывался в истерике.

 — Какая Настя? – временами отрываясь от копыт, спрашивал Самуил Валерьянович.

 — Та самая. А ты думал, она тебе настоящее имя откроет? Как же! Держи, горбатого.

 — Кого держать?

Самуил Валерьянович совсем запутался. Нечто невероятное, а главное, совершенно жутко неприятное происходило теперь в его жизни. Или…  

 — Я умер? – всерьез спросил Самуил Валерьянович у главного черта.

 — Нет, — твердо ответил черт.

 — Как же я узнаю, когда умру?

 — Встретишь самого себя, значит умер. 

  Главный черт принял озабоченный вид.

 — Слушай, дело какое, — замельтешил и вытащил из тайника пакет.

 — Бабушкин подарок, — главный черт ласково прижал пакет к себе, – Парики из натуральных волос: светлые, темные. К нам ведь всякие поступают, — главный черт нагло вперился в седую бородку Самуила Валерьяновича.

 — Из твоей облезлой растительности, конечно, парик не получится. Твоя куцая бородка сгодится лишь на мочалку. По вторникам у нас банный день. В аду, понимаешь ли, сплошная коптильня. 

  Теребя бородку, Самуил Валерьянович растеряно кивнул головой.

 — Ну, в каком прикиде мне лучше?

  Главный черт, выудив из пакета лохматый рыжий парик, надел его.

   «Клоун, да и только», — пронеслось в мыслях Самуила Валерьяновича.

 — Как хорошо, что есть проекция искусственного мира! Зеркал у нас нет, а она есть! – Воскликнул главный черт и снял рыжий парик.

   Самуил Валерьянович огляделся. Действительно, зеркал нет. И предметов отражающих, тоже нет. Чадит ад.

 — Может, чаны начистить? – Внёс предложение Самуил Валерьянович.

 — Типун тебе! – Главный черт три раза переплюнул через левое плечо. – Нельзя черту видеть своего отражения. К пропаже это.

 

                                                                     ***

  Самуил Валерьянович смотрелся в зеркало. Пристально разглядывая расплывшиеся формы, натужно вздыхал.

   «Если долго-долго всматриваться в отражение, откроется прошлое», — любила повторять покойная бабушка. Её понимание устройства мира крайне разнилось с общепринятым мнением. Веруя исключительно в причинность произошедшего, бабушка глумилась над предсказаниями будущего.

 — Все нити тянутся оттуда.

 — Откуда, бабуля?

 — Из пережитого, дружок. Откуда же ещё! Вырастешь, поймёшь.

  Тогда ему было четыре. Потом — война. Полуголодное детство. Фриц их подкармливал. Приносил картошку, консервы и плитки шоколада. Мама радовалась. Не могла на фрица надышаться. «Прости, Господи. Так жить можно», — шептала она, озираясь. Соседи пухли от голода.

  Вечерами мама уходила на завод. В войну кирпичный завод функционировал круглосуточно. Немцы его не разбомбили и не закрыли. Мама работала по пятнадцать часов в сутки, возвращаясь лишь к обеду следующего дня. Маленький мальчик почти всё время находился один. Плюшевый мишка стал его лучшим другом. Но иногда, когда мамы не было, а фрица отпускали в длительное увольнение, они строили железную дорогу.

  Складывать из пустых спичечных коробков рельсы – увлекательное занятие. Пускать по рельсам красный паровозик и издавать вместо пластмассовой игрушки звуки «пх-пх», держась за стоп кран, что может быть интересней!

   «Крепче держись, малышь. Крепче! Крушение поезда – это плёхо. Плёхо!» – На ломанном русском ласково приговаривал фриц.

  Самуильчик был ответственным мальчиком. Он держался изо всех сил!

   «Черт бы тебя забрал!» В сердцах на кого-то крикнул Самуил Валерьянович. Нервно поправив перед зеркалом галстук, аккуратно пригладив бородку, стремительно вышел из дома.

  Позвонила секретарша, отрапортовав, что на приём записались четыре новых клиента и Лукреция. Самуил Валерьянович торопился.

 — Я не ждал Вас сегодня, Лукреция. Обычно Вы приходите по четвергам.

  Сидевшая напротив женщина выглядела удручающе.

 — Как же не ждали, Самуил Валерьянович, если я записалась ещё вчера? – её голос задрожал.

 — И правда, вчера. Мне сказали. Что произошло вчера, Лукреция?

 — Моей кошки не стало. – Лукреция тяжело вздохнула и залилась горькими слезами.

 — Мои соболезнования.

  Ничего не ответив, Лукреция пристально взялась изучать доктора.

 – А Вы сегодня другой, — через секунду-другую беспокойно отчеканила она. – Какой-то детали в Вас не хватает.

 — Не говорите обо мне, Лукреция, как о неодушевленном предмете, это нехорошо.

 — Да. Простите. – Женщина опять тяжело вздохнула. – Моя кошка ушла и не вернулась. Я ждала её. Что мне теперь делать, Самуил Валерьянович? – во взоре Лукреции мелькнула надежда.

  Но, вдруг, быстро вскочив с места, она крепко схватила Самуил Валерьяновича за запястье. От неожиданности Самуил Валерьянович обронил блокнот и ручку. Пухлый блокнот, рухнув на пол, как специально, раскрылся именно на листке с чертями. Мельком взглянув на нарисованные каракули, Лукреция устало вернулась на место. 

 — Вы тоже это чувствуете? – обреченно спросила она.

 — Что?

 — Дорога отсюда ведет лишь в ад.

 — Нет. Не думаю.

  Самуил Валерьянович занервничал. Именно об этом он думал всю последнюю неделю.

 — С этим миром явно что-то не так, — дрожащим голосом потянула Лукреция, — но я попала сюда случайно. По недоразумению. Глупой ошибке. – Твердо произнесла она. — Моя кошка… Она нашла вход в чистое пространство. Кошки ведь такие привереды, Самуил Валерьянович.

 — Наверное. Не знаю. У меня никогда не было животных.

 — Заведите, Самуил Валерьянович. Заведите, пока не поздно!

 — Лукреция, Вы должны смириться с потерей. Я Вам помогу. 

  Поднявшись с кресла, Самуил Валерьянович перешел в другую зону просторного кабинета. Усевшись за письменный стол, привычно стал выписывать один рецепт за другим.

  Лукреция натужно молчала, но что-то её распирало. Вскоре она скороговоркой выкрикнула:

 — Я уйду вслед за ней!

  Самуил Валерьянович быстро вернулся к пациентке.

 – Не делайте этого, Лукреция. Доверьтесь мне. Через два дня вы обретете былое спокойствие. Равновесие.

  Голос Самуила Валерьяновича звучал монотонно. Исключая лишние эмоции, он настраивал на обыденность. Лукреция вздохнула.

 – Они существуют за счёт поглощаемой энергии. Вы всё делаете верно, Самуил Валерьянович. Жизнь нужно прожить тихо, без лишних колебаний, — проговорила она. Заерзала на стуле: – У меня не получается. Всё равно срываюсь.

 — Лукреция, что Вы читаете? Думается мне, Вы познаете мир через плохую литературу. Смените книги, Лукреция.

  Самуил Валерьянович посмотрел на часы. Её время истекло. Его ждет новый посетитель. Лукреция быстро поднялась с места.

 – Давайте, свои рецепты, — гневно потребовала она.

  И ушла, не попрощавшись… Впрочем, как всегда. «Увидимся в следующий четверг», — на прощанье выдохнул Самуил Валерьянович.

 

                                                         ***

 — Тот красный паровозик, — главный черт, скучая, потряхивал копытами, — поведай мне о нём.

 — Не о чем рассказывать. – Самуил Валерьянович замкнулся.

 — Твоя жена отказывалась строить с тобой железную дорогу? – проявляя некорректную любознательность, нагло допытывался главный черт, – но ведь это не повод для убийства.

Мечтая разогнать скуку, главный черт не отступал: – Ну, же, марионетка, расскажи, как убил. Поведай, где зарыл.

  Перед главным чертом столбом-истуканом стоял Самуил Валерьянович. «Если не проявлять эмоций, он отстанет. Если замереть, к нечисти перестанет поступать энергия». Самуил Валерьянович старался изо всех сил, но его усердия колебали воздух и веселили главного черта.

 — Даже мысли источают энергию! – главный черт пытался достучаться до Самуила Валерьяновича.

 – Ничего не предпринимая, ты уже производишь действия, – пояснял он.

  Самуил Валерьянович по-прежнему молчал.

 — А впрочем,.. я и сам посмотрю…

  Моментально между двумя чанами с кипящими маслами зависла модель человеческого жилья. Самуил Валерьянович сразу узнал в проекции свою прежнюю квартиру, в которой шёл ремонт.

  За грубыми холщевыми мешками с сухим цементом стояла на коленях его красавица жена. Работяга хохол, житель ближнего зарубежья, смачно шлепал её по голым ягодицам, а она сладострастно держалась за стоп кран.

 — Ну, и шлюха, — повернувшись к Самуилу Валерьяновичу, констатировал факт главный черт.

 — Шлюха, — Самуил Валерьянович проглотил набежавшие слезы, — но я любил её.

 — Ну, да. Ве-рю, — задумавшись, потянул черт. — Если бы не любил, замуровал бы заживо. Сильное чувство несчастная любовь! Сколько же нам, чертям, она дарует отрицательной энергии. Благодаря исключительно несчастной любви, в аду — множество уровней. Ты находишься на верхнем, — черт поближе подобрался к Самуилу Валерьяновичу.

 — Хочешь глубже? – ласково спросил он.

 — А что там? – поинтересовался Самуил Валерьянович.

 — Размышления. Терзания. Угрызения совести. Сплошные адские муки, — главный черт довольно расправил волосатые плечи.

 — Моя покойная супруга ниже? – отчего-то голос Самуила Валерьяновича задрожал. Главный черт быстро уловил в нем нотки наивной радости.

 — Хм, — хмыкнул он, – не надейся.

 — Она что? В раю?! – гневаясь, воскликнул Самуил Валерьянович.

 — Нет. Наследившие не видят дорог к прекрасному, но, благодаря тебе, она тоже неплохо устроилась. Ты помог ей, Самуильчик, перебраться на более высокий уровень. Ты лишил нас реальных возможностей!

  Неожиданно главный черт разозлился не на шутку. Гневаясь, он усыпал искрами пол. Из искр возродилось пламя. Шальные языки подобрались к голым ляжкам Самуила Валерьяновича.

 — Ой, не надо! Не надо! – испуганно закричал Самуил Валерьянович. 

 

                                                        ***

 — Не надо. Не надо, – сконфузившись, Самуил Валерьянович старательно прикрыл дряблые ноги широким полотенцем.

 — Да, что ты. Ну, не бойся меня, – Даша отбросила полотенце в сторону. Плюхнувшись у рукомойника на пол, оно быстро превратилось в тряпку.

 – Тебе будет хорошо со мной, душка.

 — Даша, пожалуйста, оставь меня, — Самуил Валерьянович закрыл глаза.

 — У нас все впереди. Вместе мы станем играть в разные игры, хочешь?

  За плотно прикрытыми веками хаотично забегали зрачки Самуила Валерьяновича.

 — Можно поиграть в «мороженное». Пупсик хочет быть сахарной трубочкой? – Даша смачно облизнулась. Её маленькие зубки возбужденно застучали.

 — Лучше в железную дорогу. – Самуил Валерьянович тяжело задышал.

 — О-о!

  Даша похотливо хихикнула. Самуил Валерьянович, встав с дивана, задрал ей на голову медицинский халат. Но быстро спохватившись, что так она не увидит стоп крана, сдернул подол халата на поясницу.

   «Чем вы тут занимаетесь?» Жанна появилась неожиданно.

  Она всегда появлялась внезапно. Так же и исчезала. Но сейчас она была совсем некстати. Самуил Валерьянович на секунду замер. Даша улыбнулась. 

 — Машинист, что с тобой? Катастрофа поезда – это плохо, — нарочито строго сказала и шире раскрыла рот.

  Самуил Валерьянович с трудом взял себя в руки. Наконец, поезд запыхтел. И понесся по давно проложенному пути.

   «Негодяй! Предатель!» Над ним нависла голая Жанна.

 — Прикройся, — устало попросил её Самуил Валерьянович.

 — Я тебе не нравлюсь, душка? — девушка удивилась.

  Милая Даша. В развратной неге она была прелестна.

 — Я… Это…, — Самуил Валерьянович замялся.

   «Ну! Скажи ей! Объясни, что у тебя уже есть любовница!» Жанна закричала! Завопила! Зашлась в истерике. Самуил Валерьянович схватился за голову.

   Улыбаясь, Даша прикрыла рукой наглый черный треугольник.

 — Так лучше? – кокетливо спросила. – Тебе было хорошо со мной? – мягко поинтересовалась она.

 – Ты женишься на мне? – хрупкая надежда задрожала.

  Самуил Валерьянович быстро застегнул штаны.

 — Понимаешь ли, — вяло протянул он…

  Жанна притихла. Улыбнулась. Ситуация стала её развлекать. Усевшись на стул, принялась ждать развития событий. Самуил Валерьянович махнул ей рукой. «Мол, убирайся».

 — Кому ты машешь? – поинтересовалась Даша.

 — Даша, может, поговорим в другой раз? — Самуил Валерьянович нервно зачесал ногу.

 — Успокойся, доктор! Всё понятно! — швырнув в него мятой рубашкой, спешно надев рабочий халат, шумно вышла.

  Жеманно помахав ей вслед рукой, испарилась и Жанна. Самуил Валерьянович открыл кран рукомойника. Главный любит, чтобы к нему «с иголочки».

 

                                                              ***

 — Меня допрашивали, — сделав суровое лицо, острым взором, как клещами, главный врач вцепился в Самуила Валерьяновича.

 — Нечто подобное могло произойти на любом отделении и случиться на дежурстве каждого из нас, — принялся оправдываться Самуил Валерьянович.

  Не согласившись с ним, пять накрахмаленных колпаков отрицательно качнулись. Колпак Любовь Петровны гневно качнулся два раза.

 — У Альбины Сергеевны не сработал инстинкт самосохранения! Парадоксальный случай, а больше я ничего не могу добавить.

 — Только следователь считает, что смерть Альбины Сергеевны наступила не естественным путем. Ей помогли умереть, вот как думает следователь! – главный врач повис над присутствующими тяжелой глыбой. — Но если бы кто-то не занимался в клинике самоуправством, а сразу доложил об инциденте!.. Теперь же впереди — судебно-медицинская экспертиза!

   «Сказать им. Или воздержаться… Скажу – не поверят. Не скажу – ждет нас бесславный конец и одна дорога». Зудело у Самуила Валерьяновича.

 — Мы все попали в трудную ситуацию. Но здесь случайных людей нет! – набравшись смелости, проговорил он. – Каждый из нас сделал что-то гнусное: совершил преступление, пошел на предательство, сожрал ближнего.

  Любовь Петровна облизнулась два раза.

 — К чему это вы клоните, уважаемый? – с трудом сдерживая пышущую ярость, агрессивно поинтересовался главный врач. 

  Самуил Валерьянович покрылся испариной. Опять зачесалась нога. Зуд становился все сильнее и сильней! Хоть на стены лезь.

    «Экзема – неизлечимая болезнь, – обследовав кожу ноги ребёнка, произнес доктор старой формации. – Могут наступать, конечно, периоды ремиссии. Потом рецессии. Увы, наши дети попали в трудное время. Пережив войну, они остались калеками. Духовными. Душевными. Физическими».

  На глазах Самуила Валерьяновича выступили слезы.

 — Всё имеет свои причины, — сглотнув комок в горле, он продолжил. – Нам нужно держаться вместе! – Слова прозвучали, как призыв на баррикады.

  В знак поддержки и солидарности пять колпаков дружно кивнули. И Самуил Валерьянович, вдохновившись, продолжил:

 — Думается мне, что неприятная ситуация, которая развивается около бывшей сотрудницы клиники, ныне покойной больной, заслуживает более пристального внимания. Редкий, парадоксальный случай. — Самуил Валерьянович многозначительно потряс пухлой медицинской карточкой, — но смерть Альбины Сергеевны не была насильственной. Эту мысль можно расписать сугубо медицинскими терминами.

  Выслушав несложное мнение, главный врач брезгливо спросил: 

 — Вы предлагаете увести следователя от истины!?

  Незаметно Самуил Валерьянович снова поскреб ногу. Вздохнув с некоторым облегчением, произнес:

 — Все дороги ведут в ад.

  Главный врач заиграл костяшками пальцев рук. Самуил Валерьянович обвел коллег сострадательным взглядом и добавил:

 – Раньше мы жили в другой Москве. Та Москва была чище. 

   «Метит на мое место. Как хитро всё задумал! Убийство в клинике — пятно на мне. Сокрытие убийства – пятно на мне». Главный врач оглянулся на дверь.

 — Вызывали? – на ковёр встала Даша.

 — Вызывал. Всё произошло в ваше дежурство, да? Нам интересны детали.

  Даша нервно затеребила носовой платок. Несколько минут она совершенно не могла сосредоточиться, но жужжание мухи, бьющейся о закрытую форточку, расслабило напряжение. И она заговорила:

 — Тем вечером Альбина Сергеевна долго находилась в кабинете у Самуила Валерьяновича. Дольше, чем обычно. Из кабинета же она вышла в крайне возбужденном состоянии. Проходя мимо сестринского поста, больная выкрикнула: «Такие муки»! Поправив халатик, приспустив его чуть ниже колен, Даша твердо произнесла:

 — Я считаю, что Самуил Валерьянович допустил грубую медицинскую ошибку. Может, он сам и не убивал Альбину Сергеевну…

   «Я тебя уничтожу, карьерист! Ты у меня полы будешь мыть на отделении». Главный врач довольно улыбнулся.

 — Да кого вы слушаете! – Самуил Валерьянович возмутился, – бывшую проститутку, которая скрывает свое настоящее имя! Вся её жизнь — по подложным документам!

 Залившись слезами, Даша выбежала из кабинета.

 — Вы понимаете, что такими обвинениями не разбрасываются?! У вас есть доказательства, Самуил Валерьянович? – строго спросил Олег Денисович.

 — Её зовут Настя. Мне об этом проговорился главный черт. Вначале, я не понял, о ком речь. В этот мир она попала за совершенное преступление. Мы здесь все — за грехи. Ни у кого нет спасения из проклятого места. Искусственную Москву они опутали сетями. Но если мы научимся жить, не шелохнувшись, энергия перестанет поступать в ад! – Голос Самуила Валерьяновича звенел! Никогда ранее он не чувствовал такого прилива бодрости и сил. Подъёма!

   «Да он просто болен», — с облегчением выдохнул главный врач.

  «Бессвязный бред», — читалось на лице Любовь Петровны.

 — У вас есть кошка? – неожиданно спросил Самуил Валерьянович у главного врача.

 — Нет, — холодно ответил главный.

 — Обязательно заведите! – Возбужденно посоветовал Самуил Валерьянович, – кошки – проводники в другой мир!

   «Почему же ничего не предпринимает главный?», — настойчиво вопрошали глаза Любовь Петровны. «На какой этаж его определить? Может, вниз, к буйным?», — сомневался Олег Денисович.

 — Другую Москву строили долго. На это черти потратили колоссальное количество энергии. Но теперь в аду все довольны. Искусственный мир – надежный поставщик энергии от прогнивших душ. – Самуил Валерьянович обвел коллег строгим взглядом. Остановившись конкретно на Любовь Петровне, он, не сомневаясь в правоте, отчеканил: — Вот Ваша душа, Любовь Петровна, совсем прогнила. От неё исходит такой зловонный душок! 

  Главный врач ухмыльнулся. Любовь Петровна дважды поперхнулась. Но, взяв себя в руки, деловито произнесла:

 — Шизофрения.

 — Спорный вопрос, — отозвался главный и острым коленом прижался к красной кнопке.

   Санитары вбежали быстро. Самуил Валерьянович и опомниться не успел, как был скручен по рукам и ногам.

 — Что вы делаете! – вопил он, – я здоров! Абсолютно здоров! Эта ошибка. Вы всё ответите за свою ошибку! Неблагодарные, я хотел вас предупредить! Осмотритесь! Мы живём в искусственном мире! Прислушайтесь! Они командуют нами! Черти правят людьми!

  «В одном он прав: мир катится в тартарары», — сказал кто-то из присутствующих после того, как Самуила Валерьяновича силой выволокли в коридор.